Чистое сокровище - Страница 41

Кэти тихо засмеялась. Три года назад она обрела своего отца – сегодня к ней присоединилась Бу. Надо будет спросить синеглазую старуху Нэн, деревенскую ведьму, означает ли это, что заклятие венца безбрачия снято? Нянька Нэн видела этот венец над головой мамы, а Кэти ничего не сказала, обругала дурой и выгнала из дома…

С дробным топотом мимо пронеслась лошадка. Лошадка была большая – а вот всадник на ней сидел крошечный. И оба смеялись – и лошадка, и всадник. Кэти устало вздохнула и сорвала веточку вереска, еще не до конца раскрывшуюся, серовато-лиловатую, едва-едва пахнущую будущим медом. Делай, что должен, и будь что будет – так сказал отец Патрик, когда крестили Бу. Здесь, в Крислох-Маллингар, есть небольшая католическая церковь, очень старая. Ее стены выбелило время, в ней тепло зимой и прохладно летом… Может, посоветоваться.с отцом Патриком?

Она сама поражалась своему спокойствию. Вероятно, это было веселое отчаяние обреченного на неминуемую смерть узника. Нельзя прокрутить назад пленку жизни… Фу, какая пошлость.

Они неторопливо прошли по деревенской улице, и Бу сообщала всем встречным, что то, на чем она сейчас сидит, это ее собственный папа, он был занят, а теперь вот приехал. Соседи глубокомысленно кивали, приветливо махали Кэти и уважительно кланялись Алессандро. Как ни странно, он тоже изображал нечто вроде ответного поклона, просто очень осторожного, ведь на плечах у него сидела Бу. Кэти мысленно усмехнулась: либо у него улучшился характер, либо соображает, что здесь его кондотьерские замашки не прокатят.

Дом Тома Монагана стоял на отшибе – Том сам так решил много лет назад, хотя дружков (да и подружек) в Крислох-Маллингар у него было огромное множество…

Том был дома – чинил порванные сети. При виде троицы он замер, потом медленно поднялся с табурета и вышел на середину двора. В походке отца Кэти заметила вдруг нечто странное, почти зловещее: слегка ссутулились плечи, напряглись мускулистые руки, лицо закаменело, в глазах зажегся странный огонек. Кэти бросила взгляд на Алессандро – и похолодела. На красивом лице ее мужа явственно читалась бешеная, почти неконтролируемая ярость. Все это очень напоминало встречу двух матерых волков – старого и молодого, одинаково сильных, настороженных и готовых к сшибке.

Алессандро спустил Бу на землю, и девочка тут же побежала к Тому. Бесстрашно обхватив его ногу ручонками, прижалась, задрала голову и радостно сообщила:

– Том, это мой папа! Он будет с нами жить. Он приехал.

Она по-разному называла Тома – в зависимости от настроения. Когда настроение было лирическое – дедом, когда хорошее – по имени. Вероятно, в такие моменты она воспринимала его как друга и товарища по играм, а не как старшего родственника…

Алессандро скрипнул зубами так, что Кэти вздрогнула. Ничего не понимая, она инстинктивно отошла от мужа, встала рядом с отцом, словно ища защиты.

Алессандро процедил сквозь зубы:

– Значит, вот с кем ты живешь… Что ж, не могла найти помоложе?

Краска бросилась в лицо Кэти. Она мгновенно поняла, о чем думал Алессандро. Ну конечно, латинская ревнивая натура просто не в состоянии воспринимать существо мужского пола рядом со своей женщиной иначе как в качестве соперника. Кэти почувствовала, что ее разбирает нехороший, истерический смех.

В этот момент Том Монаган процедил сквозь зубы:

– Кэти, девонька, мне его убить, выдернуть ноги или просто выкинуть за ограду?

Бу возмущенно дернула деда за штанину.

– Эй! Нельзя ему ноги выдергивать, это папа мой!

Том погладил девочку по голове огромной, жесткой ладонью.

– Беги в дом, Брауни! Там наша кошка родила котят – только не трогай их, а то поцарапает.

Перед таким соблазном меркнут даже папы. Бу немедленно умчалась в дом – и взрослые остались втроем.

Кэти положила руку отцу на плечо – и этот жест заставил Алессандро побелеть от ярости.

– Не надо. Полагаю, он приехал поговорить.

– Я приехал забрать свою дочь!

– Ух ты! Борзый мальчонка. А не подскажешь, Кэт, как фамилия Бу?

– Монаган. Как и моя.

Два года назад, когда крестили Бу, Том настоял, чтобы в церковных книгах и Кэти, и внучку записали под его фамилией. Для него это было очень важно – а для Кэти еще и лишняя подстраховка на случай, если Алессандро все же сможет напасть на след…

– Так ты, парень, зовешься Монаганом? Вообще-то вряд ли, у нас в роду чернявых не было.

Алессандро больше не смотрел на Тома. Его горящие глаза буквально сверлили Кэти, голос дрожал от еле сдерживаемого бешенства:

– Значит, ты лишила мою дочь не только отца, но даже собственного имени? Надо же, а я и не подозревал в тебе такого цинизма, Кэтрин. Ты казалась мне порывистой, иногда ребячливой, упрямой, строптивой, нахальной, веселой, но никогда – циничной и расчетливой. Выходит, не так уж тяжело тебе дался наш разрыв, раз ты так быстро нашла себе замену! Но ничего: за все три года ада, за тысячу двести дней и ночей отчаяния я заставлю тебя страдать так же, как страдал я…

Она рванулась вперед, разом забыв обо всем остальном.

– Заставишь меня страдать?! Что, опять?! Да ты делал это с первого дня нашего брака! Я же была не нужна тебе, с самого начала стало ясно! Ты хотел ребенка. О да, моя беременность не была досадной помехой – наоборот, для вас это был прекрасный шанс!

– Что ты несешь?!

– Что слышал! Пока ты не знал, что я беременна, ты и палец о палец не ударил, чтобы найти меня, связаться со мной. Ты…

– Никогда в жизни Алессандро ди Каррара не бегал за женщинами!

– О, не сомневаюсь! Ты из тех, кто и кресту не поклонится, лишь бы корона не свалилась! Но, узнав о ребенке, ты встрепенулся, петушок! Ты отодвинул в сторону душеньку Лучиану и попросил ее подождать.